Да, во вторник Джоанна Вителли проснулась другим человеком. Хотя внешне она выглядела такой же деловой и подтянутой женщиной, как и подобает адвокату, работающему в солидной юридической фирме. Ничто не изменилось ни в характере ее работы, ни в окружении. Однако мир, в котором она благополучно существовала до «второго пришествия» Гленна Холландса, если и не рухнул до основания, то воспринимался ею совсем по-другому. Больше всего ее поразило осознание того, что в этом мире она всего лишь существовала, а не жила. Своим появлением Гленн вернул ей воспоминания, загнанные в самые потаенные уголки ее души, а вместе с ними вернулась способность к полнокровной жизни, в которой есть место и мукам и радостям.
Взглянув на свое отражение в зеркале, Джоанна замерла на месте. В первый момент она даже не узнала себя. И дело было не только в том, что она осунулась и побледнела после ночи, проведенной почти без сна, что тени залегли под глазами, придав им дополнительную глубину и загадочный блеск. Ее лицо обрело другое выражение! Оно будто светилось изнутри. Джоанна смущенно улыбнулась себе в зеркале. «Красив тот, кто страдает» — вспомнилась ей французская поговорка.
Как ученый, проверяющий на себе действие новой вакцины, Джоанна, выйдя из дома, фиксировала изменения в своем восприятии внешнего мира. Все правильно, решила она, раз изменилась я, значит, и мир вокруг меня должен измениться. Проходя по улице, она заметила, что мужчины, идущие ей навстречу, задерживают на ней свой взгляд. Что из того, если так было и раньше, ведь тогда она могла просто не заметить их взглядов. Ведь до сегодняшнего дня ее тело еще не было наполнено новой жизненной силой, а теперь у нее даже походка стала еще более легкой и упругой.
Во время работы Джоанна ловила себя на том, будто ждет чего-то, что обязательно должно случиться с ней помимо ее воли. Чувство было похоже на ожидание чуда, как бывает только в детстве. Рановато мне впадать в детство! — подшучивала над собой Джоанна. Но состояние это не проходило, и голос ее звучал с обольстительной мелодичностью, сбивая порой с мысли клиентов, приходивших в тот день к ней на прием. Веселости ей добавляли и коллеги, особенно мужчины, которые в течение первой половины дня устроили форменное паломничество к ней в кабинет. Возможно, их влекло простое любопытство, поскольку Джоанна явилась на работу не в привычном строгом костюме, а в платье из джерси цвета старинного золота с широким отложным воротником, поясок с бахромой плотно облегал ее тонкую, как у девушки, талию. Видеть Джоанну в платье было само по себе необычным явлением, к тому же в таком модном и элегантном. Так что их любопытство было вполне закономерным.
Об этом ей сказала Сьюзен Скроуги, коллега, с которой Джоанна поддерживала дружеские отношения и вне работы. Высокая рыжеволосая голубоглазая, она была полной противоположностью Джоанны. Адвокатом Сьюзен Скроуги была, как говорится, от Бога.
Почему-то именно ей доводилось вести громкие скандальные дела, широко освещавшиеся в прессе. Наделенная от природы чувством юмора, Сьюзен объясняла это обстоятельство исключительно своим высоким ростом и рыжими волосами. «Рыжим всегда больше всех достается», — любила повторять она. Конечно, за всем этим скрывалось тщеславие, которым страдали все коллеги Джоанны в той или иной степени. В конце концов, она и сама этим страдала, только в меньшей степени. Или, вернее сказать, ее тщеславие было иного свойства, поскольку ценности у подруг были в жизни разными. Что, впрочем, не мешало их дружбе.
Во время перерыва подруги вместе пошли на ланч в свой любимый небольшой ресторанчик. С разговора о нарядах они быстро переключились на профессиональные темы, хотя не раз договаривались не говорить о работе за едой. Но почти каждый раз нарушали собственное правило. Сьюзен пришла в адвокатуру позже Джоанны и привыкла обращаться к ней за советом.
— Кстати, ты в курсе, что твой бывший муж проходит свидетелем по делу, связанному с деятельностью итальянской мафии в игорном бизнесе? — спросила Сьюзен, понизив голос.
Ей было хорошо известно, что Джоанна официально не разводилась с Алессандро Вителли, но, чтобы не травмировать подругу, она в разговорах всегда называла его бывшим мужем.
— Не понимаю. — Сведя брови к переносице, Джоанна вопросительно смотрела на Сьюзен. — Откуда тебе это известно?
— Я выступаю в качестве адвоката по этому делу. Алессандро Вителли свидетель защиты, — еще тише сказала Сьюзен.
— Алессандро художник, какое отношение он может иметь к игорному бизнесу? — недоумевала Джоанна.
Сьюзен пожала плечами и уткнулась в тарелку, ничего больше не сказав.
— Извини, — промолвила Джоанна, испугавшись, что нарушила профессиональную этику, задав этот вопрос. — Для меня твое сообщение, поверь, полная неожиданность.
Сьюзен старательно жевала, не поднимая глаз.
— Алессандро никогда не был связан с итальянскими мафиози! — Джоанна произнесла эту фразу вслух с излишней горячностью, словно спорила с кем-то. Сообщение Сьюзен не на шутку встревожило ее. Она знала за Алессандро много грехов. Он любил красивую жизнь, нравился женщинам, часто менял любовниц, тратил на них большие деньги и залезал в долги… Конечно, свидетель еще не обвиняемый, но ей были хорошо известны случаи, когда свидетель защиты переходил в категорию обвиняемого. Выспрашивать у подруги детали дела Джоанна не могла себе позволить. Сьюзен и так совершила служебный проступок, сообщив ей об Алессандро. — Не беспокойся, я не стану разговаривать с Алессандро на эту тему, — заверила она подругу на всякий случай. — Кстати, в пятницу открывается выставка его новых картин. Ты придешь? Начало в три часа. — Чуть прищурив глаза, Джоанна напряженно ждала ответа.